В Особняке Носова состоялась презентация фильма-балета «Этюды» и встреча с его авторами.

Музыкальная гостиная дома сумела войти в созвучие с видеотанцем, который был вписан ещё и в другую, «фильмическую» рамку — городского пространства, просматривающегося за окном танцевального зала. С танцовщицей, постановщицей и актрисой Ксенией Маршанской мы поговорили об особенностях видеоданса и о том, как она смотрит на осовремененные балетные постановки.

— Ксения, в чём суть вашего проекта?

— Я считаю, что современный танец является продолжением танца классического, одно без другого существовать не может, они как две родные сестры. В этом проекте мне хотелось показать то, как они взаимодействуют между собой.

— Музыка — это что-то вневременное, в то же время классическую музыку не так уж легко осовременить. Танец, по вашему мнению, больше подвержен изменениям?

— Думаю, нет, хотя многие классические балетные вариации имеют свои редакции и что-то зависит от возможностей исполнителей. Если я играю 21-й концерт Моцарта и у меня не получается какой-то очень сложный пассаж, то я либо не играю это произведение, либо осваиваю его, а в балете, если какое-то движение в классической вариации не получается, то очень часто бывает так, что люди заменяют его на что-то другое. Например, если изначально балетмейстером было задумано фуэте — а это прежде всего трюк, то вместо него можно сделать круг, тур пике. В этом смысле танец, наверное, больше подвержен трансформации.

— Это же вызывает стремление привести костюмы в соответствие со временем?

— Думаю — да. В Большом театре даже был такой эксперимент, когда Владимир Викторович Васильев ставил свою редакцию балета «Жизель», и для оформления спектакля, в частности, костюмов был приглашен Юбер де Живанши. Был такой опыт. Но всё-таки классический костюм Жизели — голубой с белым, а там она вдруг вышла в жёлтой юбке и в бордовом лифе, это было несколько неожиданно — оправданно со стороны Юбера де Живанши, но только в рамках определённого проекта. Какое-то время эта постановка продержалась, а потом все вернулись к классическому варианту балета.

— Вы нормально относитесь к осовремененным постановкам?

— Смотря к каким — не ко всем. Я, наоборот, за классику, и мне кажется, что сейчас настоящей классики не хватает, очень много осовремененного. Если за реконструкцию классического балета берутся такие великие хореографы, как Джон Ноймайер, Матс Эк или, к примеру, Мэтью Борн — это три хореографа, которые обладают своим мировоззрением и умеют выразить его в профессии, у них есть своя концепция, то им я абсолютно доверяю. Всё, что я видела в их редакции, гениально. Я их понимаю и принимаю, в том числе мужской вариант «Лебединого озера» Мэтью Борна — я считаю, что это великое произведение балетного искусства, — или «Иллюзии как “Лебединое озеро”» Ноймайера: всё это оправданно. Если за это берутся такие личности, то да. А если для того, чтобы просто удивить, тогда нет.

— Тогда лучше создать что-то новое?

— Лучше пускай это будет своё, нескладное, но своё. Чем браться за великое произведение, и из него делать нескладное. Либо должна быть своя концепция, новый взгляд на известный сюжет. Но это уже надо быть большим философом. Бывает так, что язык хореографии интересен, а концепции, мировоззрения, «угла зрения» не хватает. Я вижу интересное движение, но не понимаю, про что это, что мне хотят сказать? Смотреть на это интересно, но только с точки зрения движения.

— Какой смысл вы вкладывали в свои этюды?

— Этюд — такая форма музыкального произведения, которая предполагает эксперимент, набросок и в то же время некую завершённость. Это переходная форма от одной серьёзной работы к другой, поэтому отдельной концепции здесь не было. Мне просто хотелось танцевать и выразить музыку так, как я её услышала: это танец ради танца, это абсолютно абстрактно.

— Зато такой танец можно осмыслить по-разному…

— Как бы мы ни старались придумывать что-то новое, какими бы мы идеями ни увлекались и куда бы они нас ни заводили, школа остаётся школой, и все возвращаются к балетному станку — я думаю, что в этом основная мысль: все дороги ведут к нему, в балетный зал.

— Как бы «лофтофо» он ни выглядел? В фильме ваш танец протекает на фоне городского пространства — балет таким образом становится его частью?

— Балету подвластно всё. Если он находится в урбанистическом контексте, то, наверное, да. Однако будущее балета в великом наследии русской школы классического танца, поэтому надо идти «вперёд в прошлое». Это культура, которая, к сожалению, уходит, теряется, а на ней базируется всё, весь танец.

— Где, как вы считаете, надо демонстрировать фильмы, выполненные в жанре «видеоданс»?

— Я думаю, что на фестивалях артхаусного или авторского кино. Я сейчас отправила одну из своих работ на фестиваль и жду результата.

— Вы также посвятили одну из работ Роману Виктюку?

— Роман Григорьевич сыграл большую роль в моей жизни, я ему обязана всем, и, когда его не стало из-за коронавируса, эта потеря была для меня глубоко личной, я до сих пор не могу с этим смириться, потому что у него были планы, он ставил спектакль… Презентацией фильма-балета мы заканчиваем проект «Краски танца»; жизнь продолжается, надо работать, радоваться, и мы заканчиваем его на позитивной ноте, потому что по-другому — никак.

Беседовала Маргарита Истомина